Лесная экономика — ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ПЛАТЫ ЗА ЛЕСОПОЛЬЗОВАНИЕ

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ПЛАТЫ ЗА ЛЕСОПОЛЬЗОВАНИЕ

В условиях частного лесовладения лесные таксы (корневые цены) представляют собой установленные лесовладельцем цены на отпускаемый лесопромышленникам и крестьянам лес на корню. В основе лесных такс лежат корневые цены, которые ха­рактеризуют вероятный в данных экономических условиях наи­высший размер дохода от леса.

На деле продажа леса на корню лесопромышленникам про­изводится не по корневым ценам и не по таксам, а по ценам, складывающимся в соответствии со спросом и предложением, так как лес на корню, как правило, реализуется с торгов. В ре­зультате монополии лесовладения лесопромышленник должен уплатить определенную сумму денег за право приложения сво—его капитала в рубке ему не принадлежащего леса. Эта сумма и является ценой леса на корню. Она не выражает стоимости леса на корню, а представляет собой ренту с лесов, т. е. форму присвоения лесовладельцами той части прибыли, созданной рабочими на лесозаготовках, которая остается за вычетом сред­ней прибыли на капитал лесопромышленника.

Корневые цены при капитализме всегда включают абсолютную, а на средних и лучших участках — еще и дифференциальную ренту. Но в том и другом случае корневая цена является формой присвоения лесовладельцами части прибавочной стоимости, созданной рабочими на лесозаготовках и в сфере последующего производственного потребления лесоматериалов.

В капиталистическом лесном хозяйстве определение доходности хозяйства при лесоустройстве производят посредством корневых цен на лес (ожидае­мую при данных условиях попенную плату).

Современная экономика капиталистического лесного хозяйства, когда надо определить ожидаемый реальный доход, действительную цену отпу­скаемого леса на корню рекомендует устанавливать в размере абсолютной и дифференциальной рент дедуктивным путем, отправляясь от рыночной цены переработки древесины.

Исчисление корневой цены леса при капитализме показывает, что образо­вавшаяся в производстве лесоматериалов прибавочная стоимость распреде­ляется на ренту и прибыль. Плата за лес на корню представляет только ренту; расходы лесовладельцев на лесоуправление, лесоустройство и др. на величину корневой цены леса не влияют. Затраты лесовладельца на лесо-выращивание также не влияют на величину ренты (но не на массу ренты).

Все нарастающие капиталовложения в улучшение земель, лесов, разведку полезных ископаемых в современных капиталистических странах не приводят к постепенной утрате рентного характера платы за пользование и приобретение ими товарной природы. На деле такой переход вообще невозможен, потому что стоимость товара и рента — это полярные формы проявления за­кона стоимости. Это положение подтверждается их обратной пропорцио­нальностью: величина стоимости зависит от затрат общественного труда, а размер ренты, наоборот, от его экономии.

Классовую сущность буржуазных толкований корневых цен и «леса как капитала» убедительно раскрыл К- Маркс в ходе критики вульгарных политэкономических представлений о ренте как проценте на земельный капитал. «Относительно земли вуль­гарный экономист… превращает землю в капитал, потому что капиталистическое отношение само по себе легче укладывается в его представления, чем цена земли. Ренту можно мыслить как процент с капитала. Например, если рента составляет 20, а про­центная ставка равна 5, то можно сказать, что эти 20 явля­ются процентом с 400 единиц капитала. И действительно, земля продается тогда за 400, что является просто продажей ренты на 20 лет… Тем самым земля превращается в капитал. Ежегодные 20 стоимостных единиц становятся уже только 5 про­центами с капитала, который за нее заплачен. И таким путем формула «земля—рента» превращается в формулу «капитал— процент… ».

Классическая и современная буржуазная лесоэкономика, отождествляя доход от отпуска леса на корню с процентом на «лесной капитал», исходит из тех же вульгарных представлений о лесе как капитале. Однако очевидная нелепость подобного тол­кования «леса как капитала» заставляет прибегнуть к внешне более разумной трактовке.

К. Маркс писал: «Более способные к анализу среди вульгар­ных экономистов понимают, что цена земли есть не что иное, как выражение для капитализации ренты, что фактически это — покупная цена ренты на ряд лет… Поэтому они отрицают самоё ренту, объявляя ее процентом на вложенный в землю капитал, что не мешает им признавать, что и та земля, в которую не вло­жено никакого капитала, приносит ренту, а также что одинако­вые количества капитала на землях различного плодородия при­носят различную ренту, или что неодинаковые количества капитала на землях неодинакового плодородия приносят одина­ковую ренту».

В лесном хозяйстве таким же образом возник «лесной ка­питал», представляющий собой сумму расходов на управление и воспроизводство леса, пролонгированную по сложным про­центам к возрасту рубки.

Однако отождествление дохода с леса с процентом на вло­женный капитал никак не соответствует существующей в данное время процентной ставке: «.. .вложенный в землю капи­тал, — если им действительно должна объясняться уплачива­емая за землю рента, — приносит, быть может, в пять раз большие «проценты», т. е. в пять раз большую ренту, чем тот процент, который приносится равновеликим капиталом, вложен­ным в промышленность в форме основного капитала».

Выход из положения был найден путем введения в лесное хозяйство наряду с категорией лесного капитала понятия «почвенной ренты», которая якобы представляет собой «лесоземельную ренту» в отличие от процента на «лесной капитал». Доход лесовладельца как будто состоит из процента на вложенный в лес капитал и почвенной ренты (которая из-за длительности пролонгирования капитала и при нормальном проценте пролонгирования может оказаться отрицательной), когда на самом деле доход — это только лесоземельная рента, на величину нормы которой вложенный лесовладель-цем в лесовыращивание капитал не оказывает никакого влияния.

И в настоящее время регулятором цен на лес остается лесная рента. Представим, что высокоиндустриальные капиталистические страны, вырубая свои леса, на их месте стали бы выращивать быстрорастущие древесные по­роды на плантациях. Но и в этом случае корневые цены определялись бы не издержками плантационного лесоразведения, а величиной лесной ренты, потому что преобладающая часть лесоматериалов мирового капиталистиче­ского лесного рынка заготовляется в естественно выращенных лесах. Лишь когда основная часть потребляемой в мире древесины станет выращиваться на плантациях, в основу корневых цен ляжет ее стоимость, а не рента.

Для лесного хозяйства’ капиталистических стран характерен рост лесной ренты и увеличение ее доли в ценах на лесопродукцию. О росте величины рентного дохода можно судить на основании следующих данных.

Уровень ренты с лесов в капиталистических странах стремительно по­вышается. Так, по данным лесной статистики США, с 1920 по 1960 г. корне­вые цены на круглые лесоматериалы выросли почти в 5 раз, тогда как цены на пиломатериалы выросли всего на 190%; картон — на 140%, бумагу — на 125%, что привело к увеличению удельного веса ренты в стоимости лесопродукции до 40—50%.

Уровень современных корневых цен в капиталистическом мире колеб­лется в зависимости от древесной породы, сортимента, степени освоенности лесов и отдаленности их от пунктов переработки, изменения затрат на за­готовку и транспорт лесоматериалов, изменения структуры лесопотребления и конъюнктуры мирового капиталистического лесного рынка.

Вопрос об экономической природе платы за лесопользование при социализме органически связан с решением проблемы эко­номической природы леса в условиях социалистического произ­водства. Если считать, что спелый лес на корню, отпускаемый лесозаготовителям, является продукцией лесного хозяйства и имеет ту или иную стоимость, то лесные таксы должны быть признаны разновидностью отпускных цен. Точка же зрения на леса как на природные ресурсы, не обладающие стоимостью, приводит к признанию лесных такс исключительно явлением лесной ренты и инструментом ее изъятия в бюджет. Рассмот­рим кратко историю введения в СССР платы за лесопользование.

В первые годы Великой Октябрьской социалистической ре­волюции действовали лесные таксы, составленные на основе лесных такс 1914 г. бывш. Казенного лесного управления. В 1927 г. были составлены новые таксы, которые учитывали конкретные условия планового социалистического хозяйства того периода. В последующие годы эти таксы пересматривали, причем каждая губерния производила этот пересмотр самосто­ятельно по разработанной ею методике.

В начале 30-х годов основных лесозаготовителей освободи­ли от уплаты попенной платы, и лес стали отпускать бесплатно. Вместо попенной платы лесозаготовители платили только налог с оборота в процентах от суммы, выручаемой за реализованную продукцию лесозаготовок. Основные лесозаготовители получали лес на корню бесплатно, не неся прямой материальной ответст­венности за рациональное использование отпускаемого им ле­сосечного фонда.

Процент налога с оборота устанавливался одинаковым для всех предприятий — основных заготовителей. В результате лесо­заготовительные предприятия, работающие в лучших природ­ных условиях, имели высокие доходы, а работающие в худших условиях несли убытки, ощущали постоянную нехватку в обо­ротных средствах, расходуемых на покрытие завышенного на­лога с оборота.

Наличие вышеуказанных недостатков привело к отказу от налога с оборота и переходу к другому способу изъятия диф­ференциальной ренты лесозаготовительных предприятий через прибыль планово-расчетных цен. Планово-расчетные цены обес­печивали изъятие дифференциальной ренты у леспромхозов, ра­ботающих в лучших природных условиях, но не влияли на рациональное использование лесосечного фонда. Поэтому введе­ние с 1949 г. платы за лес, отпускаемый всем категориям лесо-пользователей (кроме лесхозов при рубках ухода) по твердым таксам, было своевременным мероприятием.

Отправная позиция составителей советских лесных такс 1949 и 1967 гг. — признание определенной зависимости таксы прежде всего от издержек на лесное хозяйство, регулируемых государством в плановом порядке, не исключая при этом роли ренты, так как дифференциация такс по зонам и районам, а также по расстояниям вывозки и т. д. была произведена в ос­новном с учетом зональной и внутрирайонной дифференциаль­ных рент. Составители советских такс 1949 г. исходили из пред­положения, что лесосечный фонд является продукцией лесного хозяйства, стоимость которой определяется текущими затра­тами государства на лесное хозяйство, а лесные таксы — разно­видностью отпускной цены. В результате появилась первая со­ветская формула лесных такс, имеющая вид

где Т — лесная такса; V — издержки лесохозяйственного производства, от­несенные на данную продукцию; р — процент накопления по лесохозяйствен-ному производству; К — дифференциальная рента.

Таким образом, в СССР сформировалась система лесных такс, которым номинально отводилась роль отпускной цены на древесину, отпускаемую лесозаготовительным предприятиям с корня органами управления лесным хозяйством. Правда, при этом процесс реализации леса на корню оставался и внешне своеобразным в том отношении, что плата из-за исключитель­ного права государственной собственности на леса и из-за того, что на деле спелый лес не продукция лесного хозяйства, по­ступает не лесным органам, а в государственный бюджет.

Попенная плата, вносимая лесозаготовителями в государст­венный бюджет, в калькуляции себестоимости лесопродукции отражается особой статьей. Последнее обстоятельство наводит на мысль, что попенную плату можно отнести к фиксированным (рентным) платежам, отчисляемым в госбюджет из прибылей.

Все вышесказанное относится к лесному доходу, поступаю­щему в госбюджет от государственных лесозаготовительных предприятий и организаций.

При отпуске леса на корню местному населению, колхозным и негосударственным лесозаготовителям взимаемая попенная плата за лесопользование является платой населения за право пользования лесом и поступает в госбюджет как действитель­ная статья дохода государства от лесопользования, но и этот доход не является доходом лесного хозяйства и поступает в го­сударственный бюджет.

Преобладающая часть побочных пользовании в СССР явля­ется бесплатной. Однако это делает невозможным использова­ние стоимостных рычагов рационального их использования и изъятия дифференциальной ренты и ведет к бесконтрольности, ухудшению состояния объектов побочных пользовании. Введе­ние дифференцированной по условиям эксплуатации и урожай­ности платы за побочные пользования открывает возможность использования денежных рычагов для улучшения состояния объ­ектов побочных пользовании. По своей экономической природе плата за побочные пользования тождественна попенной плате за лес на корню.